БРЫЗГА   ВТОРАЯ.  КАТЯ-КАПИТАНКА.

В прошлом году, когда мы с женой и дочерью впервые вместе собрались в путешествие на яхте по турецким водам, Ирина очень нервничала и поначалу отнекивалась. Она находила разные причины, веские и не очень, ссылалась то на свою склонность к укачиванию, то на переживания по поводу Катюши («А как ребёнок перенесёт волны и длительное пребывание в ограниченном пространстве?»). Когда в очередной раз мама-Ира пыталась достучаться до моего разума и объяснить, что Катя на яхте – это нонсенс, так как она не умеет даже плавать, наша почти пятилетняя дочь подошла к ней и успокаивающим тоном тихо произнесла: «Мама, ну, что ты боишься? Конечно, поедем! Всё будет хорошо: ведь мы – капитанки!?». И, увидев немой вопрос на лице у Ирины, подняла руки на уровень груди, развернула их кверху ладошками и пояснила: «Ну, раз папа у нас – капитан, значит мы с тобой – капитанки!»

Прошлогодний опыт не прошёл даром и в этот раз на яхту в Афинах Ирина с Катей взошли, если и не как бывалые морские волки, то уж точно, как начинающие морские волчицы.

- Папа! А ты напомнишь мне узел, которым вяжут кранцы?

Обратите внимание, как дипломатически не случайно подобраны слова в этой просьбе! «Напомнишь» - значит, человек знал, да маленько подзабыл. «Узел» - ого! Она умеет вязать морские узлы! Ну, а «кранец» - это для того, чтобы щегольнуть морской терминологией: капитанка я или нет!? И самое главное: она действительно училась у меня завязывать «выбленочный» и «булинь». Ну, и уж совершенно точно знает, что такое кранцы.

Катю, безусловно, обрадовал тот факт, что на борту есть член экипажа, младше её в два раза. Она тут же взяла над ним шефство. Признавая авторитет старшей подруги, Дюша послушно держал её за руку, заглядывал Кате в глаза и внимательно выслушивал как советы и рекомендации, так и запреты. Правда, иногда, проявляя мужской характер, он всё же выражал своё несогласие с мнением Катерины по некоторым вопросам их корабельного взаимодействия, что выливалось порой в небольшие стычки. Но войнушки эти носили локальный характер и, в силу их непринципиальности, почти сразу переходили в финальную стадию, что закреплялось мирными инициативами в виде корпоративных игр,  совместного собирания пазлов или коллективного раскрашивания картинок.

У Кати есть одна особенность. Её всегда много и она – везде. На лодке это особенно чувствуется. Когда в прошлом году по окончании турецкого похода я спросил у Саши Милова про его впечатления от поездки (он с женой первый раз был на яхте), Саша выразил восторг и похвалил Катюху: «Андрей! Всё классно! Сам не ожидал такого кайфа! Столько новых впечатлений! Как будто не неделю провели на яхте, а месяц! А Катька, - такая молодчина! Мы с Олей переживали: как ребёнок на лодке будет себя вести, как ей, наверно, тяжело придётся… А она – очень достойно, просто молодец!». Потом немного помолчал и, улыбаясь, добавил: «Правда, у меня такое впечатление сложилось, что не одна Катя была на лодке, а по меньшей мере три или пять! Такое ощущение было, что она одновременно появлялась сразу в нескольких местах!... Причём в самых неожиданных…».

Вот и сейчас дочь осталась верной себе. Она висела везде, где только можно было повисеть, она возникала везде, где только можно было возникнуть и приняла участие во всём, в чём только можно было принять участие. Она сшибала себе ноги о непредусмотрительно выступающие части лодки и такелажа, стукалась головой о бимини и соскальзывала с банок. Однажды, спрыгивая на лестницу после очередного висения во входном пролёте, дочь не попала ногой на ступеньку и кубарем скатилась по трапу в кают-компанию. Но все болячки и следующую за ними морально-воспитательную работу «капитанка» стоически переносила без слёз, молча хмуря брови. Правда, нужно отдать ей должное, уровень дисциплины за год поднялся. И на вопрос «А почему нельзя?», ответ: «Потому, что так сказал капитан!» почти всегда был для неё полным, исчерпывающим и не подлежащим обсуждению. Ну, если не считать поджатых губ и сведённых к переносице бровок.

А мы, как оказалось, не совсем хорошо знаем свою дочь. На четвёртый день нашего путешествия на подходе к Докосу Катя, как бы невзначай, поинтересовалась:

-  Папа, а этот остров, он необитаемый?

- Наверно, можно сказать и так, Катюш. Во всяком случае, на карте никаких поселений там не обозначено…

- Ура-а!!

- ?!?!

Через полчаса мы бросили якорь в бухте Докоса, не без труда найдя место среди полутора десятков болтавшихся там на стоянке лодок. Катя, внимательно осмотрев берег, обнаружила в низинке у залива оливковую рощицу, а посреди неё – какое-то строение, то ли хижину, то ли сараюшку, возле которого стоял унылый осёл и меланхолично жевал ближайшее к нему растение.

- Папа!! Ведь ты же сказал, что это будет необитаемый остров!!

В голосе капитанки звенела и вибрировала нескрываемая обида.

- Папа! Ты же обещал!...

Губы поджались, в глазах заблестели слёзы. Я растерялся, не очень понимая, зачем это нашей донельзя компанейской и общительной дочери припёрло побывать на необитаемом острове. Я кое-как уговорил Катю высадиться на берег, прельстив её перспективой кормления хлебом осла-меланхолика, который уже дожевал очередную жвачку и теперь, опустив голову, что-то тупо разглядывал у себя под ногами.

            После того, как Катя вместе с Герой, Аней и Дюшей уехали на тузике, чтобы провести рандеву с ослом и искупаться на пляже, ко мне подошла жена и с самым серьёзным видом поинтересовалась:

- Андрюша, а здесь есть какие-нибудь необитаемые острова? Уж не знаю: то ли дочь досыта наелась нашей Москвой, что её потянуло в безлюдные места, то ли это просто романтический душевный порыв и такое своеобразное приключение, - подойти на яхте к необитаемому острову… Нам нужен остров и нужно, чтобы он был необитаемым!

            Я почесал в затылке и вспомнил, что недалеко от континентальной части, почти напротив к северу от Гидры, есть маленький островок Супия. Крохотный бугорок, поросший кустарником и низкорослыми деревьями, напоминающий по форме не то жабу, не то варана, вылезающего из воды. Когда Катя вернулась на борт, у меня уже был план.

- Папа! Смотри, я чего нашла!

Дочь с гордостью продемонстрировала мне найденные на берегу и лежащие у неё на ладонях сокровища: несколько красивых камешков и переливающиеся перламутром обломки раковин. Я, внимательно рассмотрев очередные богатства и порекомендовав хорошенько прибрать их, сразу перешёл к делу:

- Катюша, нам с тобой предстоит ответственная экспедиция!

- Какая экспедиция?

- Завтра мы будем проходить мимо необитаемого острова…

- Ура-а! А мы туда зайдём?

Серьёзный, как никогда, я внимательно посмотрел дочери прямо в глаза.

- Об этом и речь. Мы с тобой должны высадиться на острове, исследовать его и понять: сможет ли человек, оказавшийся на нём после кораблекрушения выжить, пока не прибудет помощь. Как тебе эта идея?

Мог бы и не спрашивать. Ещё раз прокричав «Ура!», Катя помчалась к маме, чтобы доложить ей важную новость и просить её помочь подготовиться к высадке.

            Мы действительно на следующий день подошли к Супии, встали на якорь (не без проблем: там очень сильное течение между островом и континентом и не менее сильный сквозняк), спустили на воду тузик и … Когда мы с дочерью подошли на тузике к острову, выяснилось, что высадиться на круто спускающийся к морю слоистыми каменными языками берег можно, а вытащить на него нашу «резинку» - нет. Языки заканчивались над поверхностью моря, обрываясь к нему щербатым порогом. Я нашёл какую-то расщелину в потрескавшихся, но гладко вылизанных волнами и ветром камнях и каким-то образом закрепил в ней верёвку. Испытав швартов и убедившись, что лодку не унесёт, я высадил Катю, передал ей пакет с продуктами и питьевой водой (сборы Ирина провела основательно!), после чего выбрался сам.

            В процессе изучения острова мы достигли его наивысшей точки на южной оконечности; побоялись, стоя на самом краю скалистого берега, круто обрывающегося в море; провели поиск съедобных плодов и ягод, а также попытались найти хоть какой-нибудь источник пресной воды (кроме пластиковой бутылки, лежащей у нас в пакете). В результате всех этих действий экспедиция установила:

1)     Отсутствие каких бы то ни было годных к употреблению человеком плодов и корнеплодов, за исключением дикого лука, в изобилии растущего по всему острову (одна луковица была выковыряна из земли и в качестве трофея доставлена на яхту);

2)     Отсутствие на острове источников и запасов пресной воды;

3)     Отсутствие присутствия каких-либо аборигенов, по причине отсутствия жизненно необходимых для них п.1 и п.2

После чего мы с Катей сделали вывод о необитаемости острова и его непригодности даже для временного проживания. По этому поводу дочь глубокомысленно заметила, вертя в руках луковицу: «Да-а… На одном луке долго не протянешь…». В ознаменование нашей героической высадки остров было решено переименовать в остров-Жабу (из-за его формы). За неимением шампанского мы отметили это дело парой глотков воды из пластиковой бутылочки и вернулись на яхту.

            На яхте нас ждали. Как выяснилось, Дюша очень переживал по поводу отъезда Кати, и, как только тузик отвалил от яхты в сторону острова, сделал несколько попыток остановить опасную, на его взгляд, экспедицию.

            - Не надо Катю туда! Не надо!... Десь Катю дейжать (держать) надо!.. Там – опасно!... Катю надо объятно (обратно)!...

Дюша приглашал всех, кого только можно за штурвал, чтобы догнать Катю и вернуть её на яхту. Его успокаивали, ему объясняли и растолковывали. Но Дюша, показывая пальцем в сторону удалявшейся на тузике Кати, настойчиво пытался привлечь внимание бестолковых старших к серьёзности возникшей проблемы. Он шёл по инстанциям, начав с папы-Геры. Потом взывал к совести мамы-Ани. Бесполезно! После того, как не было найдено понимания и у тёти Иры, список взрослых, способных спасти Катю от неминуемых опасностей закончился. И Дюша, как настоящий рыцарь, принял единственное возможное в его ситуации решение. Горько вздохнув, он твёрдо произнёс: «Дюша – сам!»,- и решительными шагами направился к штурвалу… Кое-как его отговорили от спасательной операции!

* * *

- Папа, а можно я порулю?

- Катюша, сейчас идём под парусами, тебе будет тяжело…

- Но я же в прошлом году рулила!

Дочь даже не скрывала своего огорчения в голосе. Папа только тяжело вздохнул. Не мог же я в присутствии всего экипажа унизить дочь и рассказать, что в прошлом году на спокойной воде я ставил управление на автопилот и только после этого «передавал» Кате штурвал. Она же «капитанка»!

Я пообещал себе, что, как только будет благоприятная обстановка – поставлю дочь за руль. Но уже без дураков, по-взрослому.

На третий день нашего путешествия выдался полный штиль. Мы шли из Эрмиони в сторону Гидры.

- Катя! Иди сюда, вставай за руль.

Горящие глаза, быстрый соскок с банки, где за секунду до этого дочь в вальяжно-ленивой позе нежилась на утреннем солнышке. Катя встаёт к штурвалу и тут же принимается за «рулёжку». Я занимаю место за её спиной, но не выпускаю управление из своих рук. Капитанка недовольно оглядывается и, задрав голову, вперивает в меня вопросительный и строгий взгляд.

- Всё хорошо, Кать. Я просто объясню сначала, куда тебе нужно рулить.

Дочь сразу успокаивается и превращается в одно большое ухо. Я долго и, видимо, нудно начинаю ей объяснять, как правильно нужно рулить и что при этом нужно учитывать. Катя от нетерпения перебирает ногами, а я перехватываю укоризненный взгляд жены. Мысленно почесав за ухом, говорю себе, что хорошая морская практика это самый лучший учитель и отпускаю штурвал.

- Держи во-о-он на тот мыс. Всё! Штурвал твой.

Даже не видя её лица, я почувствовал, как напряглась дочь в осознании своей ответственности. Вытянув шею и привстав на носочки, капитанка всеми своими силами пыталась удержать 46-футовую яхту на надлежащем курсе. Лодка, в силу инерции, недовольно водила носом, как норовистая кобыла, почувствовавшая на себе вместо привычного степенного седока соседского мальчишку-недомерка.

- Не крути сильно руль! Постарайся «поймать» лодку и удерживать её ровно!

Я тихонько, словно невзначай, кладу руки на штурвал. Катя, напряжённо вглядываясь в ориентир, так же тихонько их убирает.

- Как это: «поймать»?

- Можно я покажу?

- Покажи…

«Капитанка» слегка расслабляется, но рук со штурвала не убирает. Объясняю, показываю…

- Всё, всё, всё. Я поняла!

Не очень… Но уже лучше. Какое-то время ей удаётся вести лодку почти ровно. Косичка неудобно выгнулась, зацепившись за ворот спасжилета, на шее от волнения и усердия появились крошечные капельки пота.

- Дочь, устала? Давай, отдохни. Теперь я порулю.

- Нет!! И ничего я не устала!

И уже через полминуты:

- Папа, всё…

Ну, что ж, всё правильно: капитанка ведь, не хухры-мухры. И эти полминуты нужны были ей, чтобы «сохранить лицо». А и всего-то прошло четыре с половиной минуты…

Так, утром тридцатого сентября 2009 года в греческих водах на переходе Эрмиони-Гидра произошло совершенно незамеченное широкой мировой общественностью (но от этого не менее важное для меня!) событие: рождение яхтенного рулевого. И абсолютно неважно, как в дальнейшем сложатся отношения Кати и паруса, но в шесть с половиной лет в её руках был штурвал, судьба лодки и людей на её борту. Четыре с половиной минуты она держала всё это в своих потных от напряжения ладошках. Четыре с половиной минуты она была в шкуре рулевого. Четыре с половиной минуты серьёзной и ответственной работы, а не эффектного позирования перед фотоаппаратом. Всего четыре с половиной минуты… 

Катя обессилено опустилась на банку в рулевом посту, где без моего особого разрешения было заказано находиться кому бы то ни было из экипажа. Кроме рулевых на вахте.

Дочь с непривычно серьёзным и задумчивым видом тихо сидела на банке, устало уронив руки на колени. И я промолчал…


 

Чтобы обрезать изображение, выделите область и нажмите кнопку «Готово»
Фото 1 из 1