БРЫЗГА ВТОРАЯ. КАТЯ-КАПИТАНКА.
В прошлом году, когда мы с женой и
дочерью впервые вместе собрались в путешествие на яхте по турецким водам, Ирина
очень нервничала и поначалу отнекивалась. Она находила разные причины, веские и
не очень, ссылалась то на свою склонность к укачиванию, то на переживания по
поводу Катюши («А как ребёнок перенесёт волны и длительное пребывание в
ограниченном пространстве?»). Когда в очередной раз мама-Ира пыталась
достучаться до моего разума и объяснить, что Катя на яхте – это нонсенс, так
как она не умеет даже плавать, наша почти пятилетняя дочь подошла к ней и
успокаивающим тоном тихо произнесла: «Мама, ну, что ты боишься? Конечно, поедем!
Всё будет хорошо: ведь мы – капитанки!?». И, увидев немой вопрос на лице у
Ирины, подняла руки на уровень груди, развернула их кверху ладошками и
пояснила: «Ну, раз папа у нас – капитан, значит мы с тобой – капитанки!»
Прошлогодний опыт не прошёл даром и в
этот раз на яхту в Афинах Ирина с Катей взошли, если и не как бывалые морские
волки, то уж точно, как начинающие морские волчицы.
- Папа! А ты напомнишь мне узел, которым
вяжут кранцы?
Обратите внимание, как дипломатически не
случайно подобраны слова в этой просьбе! «Напомнишь» - значит, человек знал, да
маленько подзабыл. «Узел» - ого! Она умеет вязать морские узлы! Ну, а «кранец»
- это для того, чтобы щегольнуть морской терминологией: капитанка я или нет!? И
самое главное: она действительно училась у меня завязывать «выбленочный» и
«булинь». Ну, и уж совершенно точно знает, что такое кранцы.
Катю, безусловно, обрадовал тот факт, что
на борту есть член экипажа, младше её в два раза. Она тут же взяла над ним
шефство. Признавая авторитет старшей подруги, Дюша послушно держал её за руку, заглядывал
Кате в глаза и внимательно выслушивал как советы и рекомендации, так и запреты.
Правда, иногда, проявляя мужской характер, он всё же выражал своё несогласие с
мнением Катерины по некоторым вопросам их корабельного взаимодействия, что
выливалось порой в небольшие стычки. Но войнушки эти носили локальный характер
и, в силу их непринципиальности, почти сразу переходили в финальную стадию, что
закреплялось мирными инициативами в виде корпоративных игр, совместного собирания пазлов или
коллективного раскрашивания картинок.
У Кати есть одна особенность. Её всегда
много и она – везде. На лодке это особенно чувствуется. Когда в прошлом году по
окончании турецкого похода я спросил у Саши Милова про его впечатления от поездки
(он с женой первый раз был на яхте), Саша выразил восторг и похвалил Катюху:
«Андрей! Всё классно! Сам не ожидал такого кайфа! Столько новых впечатлений!
Как будто не неделю провели на яхте, а месяц! А Катька, - такая молодчина! Мы с
Олей переживали: как ребёнок на лодке будет себя вести, как ей, наверно, тяжело
придётся… А она – очень достойно, просто молодец!». Потом немного помолчал и,
улыбаясь, добавил: «Правда, у меня такое впечатление сложилось, что не одна
Катя была на лодке, а по меньшей мере три или пять! Такое ощущение было, что
она одновременно появлялась сразу в нескольких местах!... Причём в самых
неожиданных…».
Вот и сейчас дочь осталась верной себе.
Она висела везде, где только можно было повисеть, она возникала везде, где
только можно было возникнуть и приняла участие во всём, в чём только можно было
принять участие. Она сшибала себе ноги о непредусмотрительно выступающие части
лодки и такелажа, стукалась головой о бимини и соскальзывала с банок. Однажды,
спрыгивая на лестницу после очередного висения во входном пролёте, дочь не
попала ногой на ступеньку и кубарем скатилась по трапу в кают-компанию. Но все
болячки и следующую за ними морально-воспитательную работу «капитанка»
стоически переносила без слёз, молча хмуря брови. Правда, нужно отдать ей
должное, уровень дисциплины за год поднялся. И на вопрос «А почему нельзя?»,
ответ: «Потому, что так сказал капитан!» почти всегда был для неё полным,
исчерпывающим и не подлежащим обсуждению. Ну, если не считать поджатых губ и
сведённых к переносице бровок.
А мы, как оказалось, не совсем хорошо
знаем свою дочь. На четвёртый день нашего путешествия на подходе к Докосу Катя,
как бы невзначай, поинтересовалась:
- Папа,
а этот остров, он необитаемый?
- Наверно, можно сказать и так, Катюш. Во
всяком случае, на карте никаких поселений там не обозначено…
- Ура-а!!
- ?!?!
Через полчаса мы бросили якорь в бухте
Докоса, не без труда найдя место среди полутора десятков болтавшихся там на
стоянке лодок. Катя, внимательно осмотрев берег, обнаружила в низинке у залива
оливковую рощицу, а посреди неё – какое-то строение, то ли хижину, то ли
сараюшку, возле которого стоял унылый осёл и меланхолично жевал ближайшее к
нему растение.
- Папа!! Ведь ты же сказал, что это будет
необитаемый остров!!
В голосе капитанки звенела и вибрировала нескрываемая
обида.
- Папа! Ты же обещал!...
Губы поджались, в глазах заблестели
слёзы. Я растерялся, не очень понимая, зачем это нашей донельзя компанейской и
общительной дочери припёрло побывать на необитаемом острове. Я кое-как уговорил
Катю высадиться на берег, прельстив её перспективой кормления хлебом
осла-меланхолика, который уже дожевал очередную жвачку и теперь, опустив
голову, что-то тупо разглядывал у себя под ногами.
После
того, как Катя вместе с Герой, Аней и Дюшей уехали на тузике, чтобы провести
рандеву с ослом и искупаться на пляже, ко мне подошла жена и с самым серьёзным
видом поинтересовалась:
- Андрюша, а здесь есть какие-нибудь
необитаемые острова? Уж не знаю: то ли дочь досыта наелась нашей Москвой, что
её потянуло в безлюдные места, то ли это просто романтический душевный порыв и
такое своеобразное приключение, - подойти на яхте к необитаемому острову… Нам
нужен остров и нужно, чтобы он был необитаемым!
Я почесал
в затылке и вспомнил, что недалеко от континентальной части, почти напротив к
северу от Гидры, есть маленький островок Супия. Крохотный бугорок, поросший
кустарником и низкорослыми деревьями, напоминающий по форме не то жабу, не то
варана, вылезающего из воды. Когда Катя вернулась на борт, у меня уже был план.
- Папа! Смотри, я чего нашла!
Дочь с гордостью продемонстрировала мне
найденные на берегу и лежащие у неё на ладонях сокровища: несколько красивых
камешков и переливающиеся перламутром обломки раковин. Я, внимательно
рассмотрев очередные богатства и порекомендовав хорошенько прибрать их, сразу
перешёл к делу:
- Катюша, нам с тобой предстоит ответственная
экспедиция!
- Какая экспедиция?
- Завтра мы будем проходить мимо
необитаемого острова…
- Ура-а! А мы туда зайдём?
Серьёзный, как никогда, я внимательно посмотрел
дочери прямо в глаза.
- Об этом и речь. Мы с тобой должны
высадиться на острове, исследовать его и понять: сможет ли человек, оказавшийся
на нём после кораблекрушения выжить, пока не прибудет помощь. Как тебе эта
идея?
Мог бы и не спрашивать. Ещё раз прокричав
«Ура!», Катя помчалась к маме, чтобы доложить ей важную новость и просить её
помочь подготовиться к высадке.
Мы
действительно на следующий день подошли к Супии, встали на якорь (не без
проблем: там очень сильное течение между островом и континентом и не менее
сильный сквозняк), спустили на воду тузик и … Когда мы с дочерью подошли на
тузике к острову, выяснилось, что высадиться на круто спускающийся к морю слоистыми
каменными языками берег можно, а вытащить на него нашу «резинку» - нет. Языки
заканчивались над поверхностью моря, обрываясь к нему щербатым порогом. Я нашёл
какую-то расщелину в потрескавшихся, но гладко вылизанных волнами и ветром
камнях и каким-то образом закрепил в ней верёвку. Испытав швартов и убедившись,
что лодку не унесёт, я высадил Катю, передал ей пакет с продуктами и питьевой
водой (сборы Ирина провела основательно!), после чего выбрался сам.
В
процессе изучения острова мы достигли его наивысшей точки на южной оконечности;
побоялись, стоя на самом краю скалистого берега, круто обрывающегося в море;
провели поиск съедобных плодов и ягод, а также попытались найти хоть
какой-нибудь источник пресной воды (кроме пластиковой бутылки, лежащей у нас в
пакете). В результате всех этих действий экспедиция установила:
1) Отсутствие каких бы то ни было годных к употреблению
человеком плодов и корнеплодов, за исключением дикого лука, в изобилии
растущего по всему острову (одна луковица была выковыряна из земли и в качестве
трофея доставлена на яхту);
2) Отсутствие на острове источников и запасов пресной
воды;
3) Отсутствие присутствия каких-либо аборигенов, по
причине отсутствия жизненно необходимых для них п.1 и п.2
После чего мы с Катей сделали вывод о необитаемости
острова и его непригодности даже для временного проживания. По этому поводу
дочь глубокомысленно заметила, вертя в руках луковицу: «Да-а… На одном луке
долго не протянешь…». В ознаменование нашей героической высадки остров было
решено переименовать в остров-Жабу (из-за его формы). За неимением шампанского
мы отметили это дело парой глотков воды из пластиковой бутылочки и вернулись на
яхту.
На
яхте нас ждали. Как выяснилось, Дюша очень переживал по поводу отъезда Кати, и,
как только тузик отвалил от яхты в сторону острова, сделал несколько попыток
остановить опасную, на его взгляд, экспедицию.
- Не
надо Катю туда! Не надо!... Десь Катю дейжать (держать) надо!.. Там – опасно!... Катю
надо объятно (обратно)!...
Дюша приглашал всех, кого только можно за
штурвал, чтобы догнать Катю и вернуть её на яхту. Его успокаивали, ему
объясняли и растолковывали. Но Дюша, показывая пальцем в сторону удалявшейся на
тузике Кати, настойчиво пытался привлечь внимание бестолковых старших к
серьёзности возникшей проблемы. Он шёл по инстанциям, начав с папы-Геры. Потом
взывал к совести мамы-Ани. Бесполезно! После того, как не было найдено
понимания и у тёти Иры, список взрослых, способных спасти Катю от неминуемых
опасностей закончился. И Дюша, как настоящий рыцарь, принял единственное
возможное в его ситуации решение. Горько вздохнув, он твёрдо произнёс: «Дюша –
сам!»,- и решительными шагами направился к штурвалу… Кое-как его отговорили от
спасательной операции!
* * *
- Папа, а можно я порулю?
- Катюша, сейчас идём под парусами, тебе
будет тяжело…
- Но я же в прошлом году рулила!
Дочь даже не скрывала своего огорчения в голосе. Папа
только тяжело вздохнул. Не мог же я в присутствии всего экипажа унизить дочь и
рассказать, что в прошлом году на спокойной воде я ставил управление на
автопилот и только после этого «передавал» Кате штурвал. Она же «капитанка»!
Я пообещал себе, что, как только будет
благоприятная обстановка – поставлю дочь за руль. Но уже без дураков,
по-взрослому.
На третий день нашего путешествия выдался
полный штиль. Мы шли из Эрмиони в сторону Гидры.
- Катя! Иди сюда, вставай за руль.
Горящие глаза, быстрый соскок с банки,
где за секунду до этого дочь в вальяжно-ленивой позе нежилась на утреннем
солнышке. Катя встаёт к штурвалу и тут же принимается за «рулёжку». Я занимаю
место за её спиной, но не выпускаю управление из своих рук. Капитанка недовольно
оглядывается и, задрав голову, вперивает в меня вопросительный и строгий
взгляд.
- Всё хорошо, Кать. Я просто объясню
сначала, куда тебе нужно рулить.
Дочь сразу успокаивается и превращается в
одно большое ухо. Я долго и, видимо, нудно начинаю ей объяснять, как правильно
нужно рулить и что при этом нужно учитывать. Катя от нетерпения перебирает
ногами, а я перехватываю укоризненный взгляд жены. Мысленно почесав за ухом,
говорю себе, что хорошая морская практика это самый лучший учитель и отпускаю
штурвал.
- Держи во-о-он на тот мыс. Всё! Штурвал
твой.
Даже не видя её лица, я почувствовал, как
напряглась дочь в осознании своей ответственности. Вытянув шею и привстав на
носочки, капитанка всеми своими силами пыталась удержать 46-футовую яхту на
надлежащем курсе. Лодка, в силу инерции, недовольно водила носом, как
норовистая кобыла, почувствовавшая на себе вместо привычного степенного седока
соседского мальчишку-недомерка.
- Не крути сильно руль! Постарайся
«поймать» лодку и удерживать её ровно!
Я тихонько, словно невзначай, кладу руки
на штурвал. Катя, напряжённо вглядываясь в ориентир, так же тихонько их убирает.
- Как это: «поймать»?
- Можно я покажу?
- Покажи…
«Капитанка» слегка расслабляется, но рук со штурвала
не убирает. Объясняю, показываю…
- Всё, всё, всё. Я поняла!
Не очень… Но уже лучше. Какое-то время ей
удаётся вести лодку почти ровно. Косичка неудобно выгнулась, зацепившись за
ворот спасжилета, на шее от волнения и усердия появились крошечные капельки
пота.
- Дочь, устала? Давай, отдохни. Теперь я
порулю.
- Нет!! И ничего я не устала!
И уже через полминуты:
- Папа, всё…
Ну, что ж, всё правильно: капитанка ведь,
не хухры-мухры. И эти полминуты нужны были ей, чтобы «сохранить лицо». А и
всего-то прошло четыре с половиной минуты…
Так, утром тридцатого сентября 2009 года
в греческих водах на переходе Эрмиони-Гидра произошло совершенно незамеченное
широкой мировой общественностью (но от этого не менее важное для меня!)
событие: рождение яхтенного рулевого. И абсолютно неважно, как в дальнейшем сложатся
отношения Кати и паруса, но в шесть с половиной лет в её руках был штурвал,
судьба лодки и людей на её борту. Четыре с половиной минуты она держала всё это
в своих потных от напряжения ладошках. Четыре с половиной минуты она была в
шкуре рулевого. Четыре с половиной минуты серьёзной и ответственной работы, а
не эффектного позирования перед фотоаппаратом. Всего четыре с половиной минуты…
Катя обессилено опустилась на банку в
рулевом посту, где без моего особого разрешения было заказано находиться кому
бы то ни было из экипажа. Кроме рулевых на вахте.
Дочь с непривычно серьёзным и задумчивым
видом тихо сидела на банке, устало уронив руки на колени. И я промолчал…
