БРЫЗГА  ПЕРВАЯ.   ДЮША.


Дюше – два с половиной. Дюша – добродушный и неунывающий, но очень серьёзный молодой человек. У него низкий с хрипотцой голос, и о себе он говорит исключительно в третьем лице: «Дюша пришёл. Дюша сел. Дюша – ам-ам. Дюше дай. Дюша не боится». Лаконичность построенных им фраз делает их более весомыми, а самому Дюше добавляет солидности.

На самом деле он – Андрюша, Гусев Андрей Германович, но, согласитесь, произносить в этом возрасте своё имя полностью может только сумасшедший или человек абсолютно не ценящий своё время.

Я с Ириной - моей женой - и дочкой Катей вместе с Дюшей и его родителями – Герой и Аней, совершаем романтическое путешествие по островам Саронического залива в Греции. Кроме нас столь же романтически настроены ещё одиннадцать человек. Шестеро – на яхте, управляемой Игорем Барановым, и пятеро на лодке, где шкипером его друг Юра Фетисов. Юрка капитанит впервые и поэтому страшно волнуется, хотя и старается не показывать виду.

Из всего флота дети – только на нашей лодке. И Дюша – самый маленький моряк в нашей флотилии: меньше его только шкотовые и фаловые лебёдки.    

Когда мы с Геркой ещё учились в школе, друзьям было дано право называть его "Гусиком". Я на правах крёстного скрестил Дюшу с Гусиком и получилось очень даже нежно. Поэтому Дюша теперь для меня иногда – Дюсик. Я же для него всегда – Андей. Правда, однажды во время этого похода, я был повышен им в звании и переведён в ранг «папули с усами».

То ли скученность на ограниченном пространстве и вполне понятное стремление всех взрослых оберегать и опекать детей, то ли то, что на маленьком пятачке одновременно оказались два папули и две мамули сыграло свою роль. Так или иначе, но Андрюшка пришёл к однозначному выводу, что в данный момент, в данном пространстве существует некая вариативность из папуль и мамуль. Поэтому буквально на следующий день до звания «мамуля» Дюша повысил и Ирину. На возмущённое замечание Кати о том, что вообще-то это её мама, Дюсик сдержанно, но гордо показал пальцем на Аню: «Мамуля!», - после чего перенацелил палец на Ирину и пояснил для непонятливых: «Другая мамуля!».

Гусик-старший совершенно горд своим сыном и опекает его, доводя до сведения Гусика-младшего важную информацию об особенностях плавания под парусами и основы безопасности. Дюша всё серьёзно и внимательно воспринимает, подтверждая своё понимание энергичными кивками.

Он безропотно позволил надеть на себя надувной жилет, доставшийся ему по наследству от Кати, а на ходу старается не шариться по кокпиту и не мешать управлению лодкой. Очень хорошее качество, иногда абсолютно недоступное многим дядям и тётям.

Это его первый «взрослый» поход на яхте, поэтому он беспрестанно вертит крутолобой головой, затаскивая в неё каждую мелочь, схваченную цепким и не по-детски внимательным взглядом. Прочно скроенный, коренастый, с большой головой, крепко сидящей на плечах, сильными ручками и ножками Дюша быстро освоился в непривычной обстановке. Слышите? «Мама! Дюша – домой. Пойдём!» Это Дюша, уже уверенно спускаясь по трапу, приглашает маму проследовать вместе с ним в каюту. И на прощание бросает всем остающимся в кокпите в качестве пояснения: «Дюша – ба-бай! Ни нони! (спокойной ночи!, прим.автора)».

В день нашего выхода из марины Дюша проспал весь короткий переход из Афин до якорной стоянки на острове Эгина в Агия Марине и не увидел ни непогоды, ни волны, ни хлопающих при повороте парусов, ни покачивания лодки, идущей бакштагом под северо-восточным ветром семнадцати узлов. Не знаю, что ему снилось в покачивающейся, как колыбель каюте, но, видимо, что-то очень хорошее, потому, что проснулся он в прекрасном настроении и уже тогда, когда мы с Герой спускали тузик на стоянке. На следующий день мы снялись с якоря и, немного пройдя под мотором вдоль берега на юг, выбрали подходящее место для купания. Дюсик, критически осмотрев бухту с зеленоватой водой, тронутой рябью волн, купаться категорически отказался, сославшись на прохладную погоду. «Лёлёдно. Дюша не будет!»,- сказал, как отрезал и остался с папой на борту. После купания мамы накормили детей и отправили их по каютам спать. И опять дневной сон Дюши совпал с переходом, на этот раз до Пороса. 

Следующим пунктом после Пороса должны были стать остров Докос и Эрмиони. По меркам нашего «детского» похода расстояние было приличным: что-то около двадцати - двадцати двух миль, и поэтому было решено не затягивать с выходом из Пороса и сняться не позднее десяти утра. Так мы и сделали. На выходе нас встретил неплохой ветерок и волнение около четырёх баллов. Мы начали подготовку к постановке парусов.

Стрёкот лебёдок, громкое шуршание разворачивающихся парусов, змеящиеся по палубе верёвки и лёгкая суета в кокпите привели Дюшу в состояние замешательства. Обеспокоено наблюдая за происходящим, он нахмурился и, сведя брови к носу, на всякий случай покрепче ухватился за мамин палец. Герка, наклонясь к сыну, пытался успокоить его, обращая его внимание на красивые с барашками волны, на раздутые ветром паруса, на чаек, охотящихся за рыбой. Но живописное полотно, расстилающееся перед Дюшиным взором, так ярко и образно раскрашенное папой, никак не соответствовало его представлениям о прелестях романтической яхтенной прогулки. Он по-прежнему хмурил брови и пребывал в напряжённом ожидании каких-нибудь неприятностей.

Между тем ветер, как и волнение на море, слегка усилился. Вместе с ними выросло и беспокойство Дюсика. Он умоляюще заглянул маме в глаза и попытался дипломатически разрешить свою проблему, предложив сопроводить его в каюту: «Дюша – домой. Идём!» Но мама проявила разумную стойкость, объяснив, что ничего страшного не происходит, и всем, в том числе и Кате, всё очень даже нравится, но, если Дюшу что-то не устраивает, - он может удалиться вниз. Ссылка на Катю, как на близкий по возрасту морской авторитет, на какое-то время возымело действие. Но тут настало время делать поворот через фордевинд.

- К повороту!

Герман с Ириной начали готовить поворот: подбирать гик и разбираться на стаксель-шкотах. Когда затрещала лебёдка и заскрипели шкоты, все Дюшины опасения вновь повылезали из своих нор. Он с подозрением наблюдал за происходящим и теперь уже совершенно точно знал, что ничего хорошего за этим не последует.

- Поворот!

Стаксель, выгибаясь, пошёл на противоположный борт, а за ним следом туда же с грохотом перескочил и гик с гротом, Дюшина чаша терпения переполнилась. Он молча, но быстро подошёл к ведущему внутрь лодки трапу; как учили, - развернулся спиной по ходу движения, спустился по ступенькам вниз, в отчаянии лёг под стол и накрыл голову руками. Как настоящий стойкий оловянный солдатик, не издав при этом ни звука. Мужчина должен героически преодолевать страх и трудности даже тогда, когда жизнь даёт трещину. Этот папин урок  Дюсик в свои два с половиной усвоил чётко.

Какие мысли атаковали этого маленького мужчину, в одиночестве боровшегося со своими страхами внутри лодки, как он отбивался от них - не знаю. Но, когда через некоторое время Аня спустилась за ним вниз, он согласился подняться в кокпит. Уверенно переступив через комингс, он умоляюще посмотрел на меня – виновника всех несчастий, стоящего за штурвалом – и тихо попросил: «Андей! Не надо повоёт(поворот, прим. автора)!» После этой единственной просьбы он молча устроился на маминых коленках, тяжело вздохнул и, храбро закрыв глаза, тут же уснул, сражённый волнениями последней пары часов.


После этого боевого крещения все оставшиеся дни похода Дюша совершенно спокойно воспринимал и постановку парусов, и повороты, и ветер, и волны, и брызги от них, иногда веером ложащиеся на палубу.

Он очень полюбил место на самом носу лодки, и, если позволяла обстановка, Гусики – старший и младший – уходили туда и долго о чём-то разговаривали и даже иногда пели.

Из всех картинок нашего похода, связанных с Дюшей, именно эта осталась у меня в памяти: мерно накатывающие на лодку волны, ярко бликующие под солнцем, и два мужика, два моряка что-то серьёзно обсуждающие на баке. Обстоятельно и неторопливо, как и подобает настоящим мариманам. 

Чтобы обрезать изображение, выделите область и нажмите кнопку «Готово»
Фото 1 из 1